Александр Хайфиш. Постапокалипсис, перестройка и Светлое Будущее, ч. 3

ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА

Рассказ «Диктатура пролетариата» был написан раньше основной части трилогии (в 2014 году) и как бы задаёт ей тон – в нём мы сразу видим все те характерные её черты, которые уже обсуждали и будем обсуждать ещё. Так, рассказ тоже посвящён не будущему, а прежде всего прошлому: разрешённые революцией мелкие предприниматели не хотят быть мелкими, стремятся обойти наложенные на них экономические ограничения, просачиваются в партию и захватывают контроль по крайней мере над кузинским горкомом – но ситуация благополучно разрешается вмешательством всё того же пролетарского бога из машины, обладателя мечущего молнии жезла диктатуры.

Постановка проблемы, безусловно, верная – мелкая буржуазия, стремящаяся стать буржуазией полновесной, именно так и будет себя вести, если дать ей возможность. Но тут немедленно возникает вопрос – а ЗАЧЕМ ей дали такую возможность? Для начала, почему буржуям позволено вступать в партию? Понятно, почему кооператоры могли состоять в партии в перестройку и почему сейчас в Китае капиталистов пускают в КПК – так проявляется контрреволюционный процесс. А здесь? Кто принуждал революционеров, делавших революцию вот буквально вчера (меньше 10 лет назад – в Кузине, меньше 15 лет – в Ленинграде), принимать в свои ряды тех, кого они только что свергли? Да, конечно, мелкая буржуазия – другой класс, но ведь она всегда стремится стать полноценной буржуазией, а уж в условиях последовательно строящегося социализма она автоматически (и очень быстро) становится враждебна ему. Революционеры грамотные, они должны это знать – но почему-то не знают.

По ходу рассказа выясняется, что откуда-то с верхов спущен лозунг «мелкое предпринимательство – основа экономики», а коммунисты на местах, хоть и относятся к нему более чем скептически, всё же признают, что мелкий торговец эффективнее системы государственного распределения. Это что-то из репертуара современной мифологии, где эффективнее частника зверя нет – по крайней мере, в сфере услуг. Почему это должно работать именно так, нигде в рассказе не показано – но в мировоззрение среднего читателя, «точно знающего», что либо частник, либо кругом дефицит и магазинные полки с одной морской капустой, нарисованная картинка ляжет идеально и укрепит его в его прискорбных заблуждениях.

Больше того, мелкобуржуй ухитряется быть эффективен в условиях, когда ему разрешают без последствий нанимать лишь двух работников – если нанять больше, государство начинает душить его налогами. Ограничение он обходит привлечением к работе многочисленных родственников якобы в виде бесплатной добровольной помощи на чисто семейных началах. Ещё мелкобуржуй организовал неформальную бизнес-иерархию, в рамках которой прибыль перераспределяется самым толстым мелкобуржуям, де-факто уже переставшим быть мелкими. В результате налицо вполне солидный бизнес в виде общегородской торговой сети – но все структуры социалистического государства, включая зловещую КБР, лишь хлопают ушами, разводят руками и говорят, что формально всё по закону, придраться не к чему. Почему у социалистического государства такие законы, что позволяют его врагам проводить подобные махинации – Ктулху весть. И рядовые кузинские коммунисты лишь отпускают исполненные бессилия реплики – «вот если бы люди сами у них не покупали…».

Затем оказывается, что главбуржуины ещё и возглавляют горком партии, а также натащили в партию своих родственников и работников, обеспечив себе таким образом большинство. Поэтому кузинским комитетом они вертят как хотят, а нормальные коммунисты опять же могут только бессильно на всё смотреть и злобно тосковать. Как в своё время прошёл процесс просачивания в партию классового врага – неизвестно, но недурно было бы ознакомиться с ним: ведь контрреволюционное большинство наверняка стало большинством далеко не сразу.

Городскую власть буржуи, впрочем, не контролируют, потому что у партии (будто речь идёт об эпохе съездов народных депутатов) нет руководящей и направляющей роли. Коммунисты располагают в горсовете квотой в жалких 20%; ещё 20% избирается от прочих общественных организаций, а 60% – от социалистических предприятий. Это, очевидно, первый способ защиты от загнивания партии. Второй и главный – «суд рабочего класса»; судя по тексту, если по особому пункту партийного устава инициировать такое мероприятие, то созванный суд сможет принимать решения в обход всех прочих партийных норм по своему собственному усмотрению. Честная коммунистка Дана (главная героиня рассказа) прибегает к этому средству, рабочие собираются, тут же коллективно решают, что засевшие в партии буржуи – плохиши, что в горсовет нужно выбрать новый состав коммунистических депутатов, а ещё – что рабочие теперь будут активнее вступать в партию. Тут же проснулся и обком, который, оказывается, давно собирался почистить Кузин, но всё это время чего-то ждал – а теперь его представительнице благодушно говорят, что можно уже и не чистить никого, «всё равно теперь нормальные люди будут в большинстве». Ну и в финале рассказа говорится, что строительство пищевой фабрики автоматически покончит как с фермерами, так и с перекупщиками, и после этого никаких проблем с контрреволюционными мелкобуржуазными элементами уже не возникнет, если только они не перейдут к вооружённой борьбе. К финальному заключению у меня вопросов нет (хотя, как мы видели в «Холодной Зоне», фермеров крупное производство действительно вытеснило, а вот частника в сфере услуг почему-то ещё нет). Зато к остальному…

Если обобщать, то я вижу здесь характерные для многих левых и даже коммунистов предубеждённое отношение к партии и выдачу рабочим незаслуженного кредита доверия. Это характерно даже и сегодня, а уж семь-то лет назад [примечание: то есть в 2014 году] цвело и колосилось в полный рост. Как это выразилось у автора? В партию, как я уже сказал выше, разрешено вступать кому попало: без этой произвольно взятой предпосылки не было бы и рассказа, причудливо сочетающего в себе реалии рубежа двадцатых-тридцатых и рубежа восьмидесятых-девяностых годов. Впрочем, при этом неоднократно упоминается не только поручительство, но и ряд требований к членам партии; как шайка буржуев и подбуржуйчиков всё это обошла, загадка. Потом, партия имеет ограниченное влияние на власть и подчинена рабочим коллективам; а между тем, пункт в уставе о подчинённости «суду пролетариата» с тем же успехом будет работать в обратном направлении – например, партия решит что-нибудь нужное, типа строительства Трансполярной магистрали, а пролетариат ей это заблокирует, потому что пайка чёрной икры у него пока слишком маленькая и по трёхэтажной даче каждый пролетарий ещё не получил. Дальше, мы видим поразительно формальное отношение к чисткам (хотя в «Холодной Зоне» о них упоминается как о важном и регулярном процессе) – мол, всё, большинство уже у правильных коммунистов, ну и замечательно. Ладно ещё, что обком всё равно намерен почистить горком, несмотря на легкомысленные настроения в массах. А ведь по-хорошему именно на чистке следовало бы акцентировать читательское внимание: среди коммунистов вообще не должно быть никаких сомнительных персонажей, хоть даже в единственном экземпляре, потому что коммунисты должны являться авангардом и примером для общества. Наконец, важнейшая натяжка – резкий перелом в настроениях пролетариата: то есть до этого люди были пассивны, мирились с произволом частного бизнеса, в партию их было калачом не заманить (Дана сама им говорит, что сколько мы вас агитировали, а вы не хотели, вот буржуев вместо вас в партию и набилось), а тут вдруг раз, и собрать всех удалось, и мышление у всех ясное (никто не видит в буржуйчиках благодетелей), и активность сразу высокая – народ массово пошёл в партию. Это и есть писательское решение класса «бог из машины»: надуманный кризис (если бы в партию не брали не пойми кого, контрреволюционные силы не захватили бы в ней власть, если бы законы в раннем СТК были более строгие, никакой мелкобуржуй в нём бы не расцвёл) разрешается внезапным, но столь же надуманным образом (мы ведь так и не узнали, как удалось изменить настроения масс).

Тем не менее, проблемы соотношения партии и трудящихся масс, в том числе и вопрос рабочего контроля, действительно необходимо обсуждать – и в художественной форме тоже. В сегодняшних условиях архиважно реабилитировать роль партии, которую она играет как при смене формации, так и в социалистическом государстве. Ведь господство антипартийных заблуждений и баек («народ свят, партийцы – дармоеды и разложенцы, Сталин хотел отстранить партию от власти, даёшь Советы без коммунистов») лишает нас всякой возможности организоваться для социалистического и коммунистического строительства. А «диктатура пролетариата» не есть буквальное право рабочего Васи Иванова (и даже коллектива вась ивановых) творить что пожелает его левая пятка. Нет, это диктатура объективного интереса трудящихся над силами капитала, диктатура определённых принципов борьбы с капиталом – и партия как авангард рабочего класса гораздо лучше понимает этот интерес и эти принципы, чем некий конкретный пассивный и непросвещённый рабочий. А загнивают партия и народ совместно: если уж в партийной среде творятся безобразия, то можно не ходить к гадалке – в народе тоже всё плохо. Если вспоминать о реальных событиях, то господство рабочего класса над партией, возможно, и не позволило бы провести десталинизацию и даже остановило бы центробежные процессы в перестроечном СССР; но, с другой стороны, кто поддерживал перестроечные контрреволюционные силы, как не шахтёры, эти самые рабочие из всех рабочих, кто мутил антисоветские и антисоциалистические безобразия в Польше, как не судостроители – ещё одни ядрёнейшие рабочие?

Но зато рассказ побуждает на эти темы поговорить, и неплох уже только этим.

ПЕРЕЗАГРУЗКА

Кое-что о Третьей мировой. «Перезагрузка» (2018) – первая книга цикла по внутренней хронологии; в ней описывается развитие революционных процессов в Кузине вскоре после ядерной войны. Есть небольшой уральский город, в городе есть завод военной электроники, а вокруг завода – постапокалиптические декорации, что не мешает всему вместе быть очагом самого обыкновенного третьемирного капитализма. Биологические декорации и сопутствующий им налёт потусторонней жути на реализм не претендуют (никаких устойчивых экосистем новоявленная живность очевидно не создаёт, а в более поздних по хронологии книгах от неё не остаётся и следа), зато они атмосферны, а ничего другого от них и не требуется. Любители пистолетиков и тактики, вероятно, могли бы составить целый список заклёпочных претензий к боевой части книги, но я не любитель, поэтому я не составлю – по-моему, этот аспект обрисован вполне убедительно и живо. А в остальном «Перезагрузка» – хоть и тяжёлая книга, но однозначно лучшая и самая реалистичная часть трилогии: к сегодняшней обстановке она ближе всего, а потому автору и проще нарисовать реалистическую картину. И касается это не только сюжета, но и персонажей, особенно антагонистов всех сортов, от бандитов до Яры; почему они ведут себя так или этак, вопросов у читателя обычно не возникает. Моя рецензия на «Перезагрузку» поэтому короче, чем на другие части – если меньше вопросов, значит, меньше текста…

Исходное предположение для всей трилогии – мировая война между американским и китайским блоками в первой половине 2030-х годов. У меня нет претензий к общей картине войны (которую читатель узнаёт, когда Яра рассказывает Маус о событиях последних лет) – локальные конфликты перерастают сначала в ограниченные войны, а затем и в глобальное столкновение, столь же постепенно изменяется отношение к ядерному оружию (сначала оно не применяется, затем используется тактическое, затем – изобретённые к тому времени «чистые бомбы», ну и, видимо, в финале уже и не только они), война продолжается достаточно долго, обе стороны воюют посредством массовых армий и терпят большой ущерб, а конечную победу одерживает китайский блок. Как по мне, это самый вероятный сценарий реальной будущей войны, хотя широкая общественность, кажется, до сих пор придерживается странных представлений, будто сегодня либо в локальном конфликте сталкиваются маленькие армии, либо стороны в несколько часов устраивают друг другу и всей планете тотальный ядерный армагеддон. Поэтому очень хорошо, что автор идёт против массовых заблуждений о современной войне. [Примечание: к 2025 году эти идиотические заблуждения разбила сама жизнь, но, конечно, многие всё равно ничего не поняли: до сих пор хватает верующих в могущество Маленькой Профессиональной Армии персонажей].

Гораздо больше вопросов вызывают первые послевоенные события, как я уже говорил в части о «Холодной Зоне». Китай плодами победы воспользоваться не смог, потому что КПК раскололась на фракции, которые принялись воевать между собой – отсюда и общая бесхозность не то что Южного Урала, но, видимо, вообще всей условной китайской сферы. Столь глубокий раскол в стане победителей – идея странная; вероятно, её можно убедительно разработать, но во всей трилогии никаких подробностей больше нет. Но это ладно. По-настоящему абсурдны слова Яры о том, что-де «правительств сейчас нигде нет», даром что она же сама рассказывает, что идёт активная международная торговля, что «радиоактивные зоны в Европе накрывают куполами», что ведётся переселение японцев в Австралию (Японские острова неким образом уничтожены как географический объект – стало быть, японцы организованно собрались где-то в другом месте, откуда организованно же и переселяются), что война кончилась не сама собой, а официальной капитуляцией американского блока перед китайским. То есть на конец войны правительства были, а потом вдруг куда-то делись, да ещё при том, что никуда не делась организованная человеческая деятельность в больших масштабах? Более того, после ухода китайцев и до начала действия романа Южный Урал несколько лет пробыл под властью Казахстана, пышно именовавшегося Ак-Ордой – это что, не государство было, что ли? Ну и, наконец, не очень понятно, а каким образом русские вернули себе утраченные территории обратно: ведь после китайцев и казахов владельцами кузинского завода стали отечественные большие буржуи, располагающие солидным тяжеловооружённым армейским отрядом. И это при том, что России как целого действительно не существует, в наличии имеются лишь какие-то лоскутные и самые разношёрстные местные политические образования (в Ленинграде вон уже и революция произошла к тому времени). В общем, тут у нас беглой скороговоркой натягивается на глобус сова: Яне Завацкой требовалось «больше апокалипсиса», чтобы решить определённые художественные задачи и получить известный простор для рабочих революций на охваченном безвластием пространстве – ну апокалипсис и вводится почти что произвольным авторским решением. Впрочем, это не так уж важно – если не быть излишне въедливым, можно таких вопросов и не задавать – но всё же желательно прорабатывать историю мира более убедительно и не подпитывать элементы магического мышления масс, которые уверены, что ядерная война волшебным образом сносит всё и после неё остаются лишь выживальщики по глухим деревням (хотя на самом деле наибольший шанс пережить войну – как раз у правительств, а не у выживальщиков).

О пролетарской революции. Теперь займёмся упомянутой темой рабочих революций. Итак, ввиду распада общегосударственного аппарата насилия у нас имеется некий кузинский капиталистический аллод: есть завод, есть его хозяева при вооружённой силе, живущие «на другой планете» (в отдельном благоустроенном посёлке Новоград), есть рабочие, получающие ровно столько, чтобы с голоду не умереть, есть окружающая полудикая территория (остатки города, где обитают рабочие, малый бизнес и бандиты, и пригородная местность, где обитают фермеры и опять же бандиты). Аллод, понятно, не совсем изолирован – завод военной электроники в вакууме работать не будет, плюшки для хозяев тоже не на месте создаются, всё включено в какой-то куда более общий товарооборот – но с точки зрения главной героини романа, 18-летней девушки по прозвищу Маус, существует только аллод, а внешний мир очень абстрактен.

Всё описанное – авторский чит, позволяющий показать зарождение и развитие революции в локальных масштабах, на условно изолированном куске территории. В «Перезагрузке» это нарисовано вполне правдоподобно, а потом Ворона просто множит эту историю на бесконечность: мол, в Кузине было вот так, и представьте себе, дорогие читатели, что это везде было примерно так, даже там, где никакими аллодами и не пахло даже; ну, в разделе о «Рассвете» я об этом скажу. А пока продолжим обсуждать революционный процесс в «Перезагрузке».

Начинается он, что характерно, не абы как, а засылкой в Кузин квалифицированного эмиссара извне – крупная деятельница Ленинградской коммуны по прозвищу Иволга пробирается в город, изучает обстановку, а затем вносит коммунистическую линию во все местные перспективные тенденции и начинания. Это должно напоминать всем нынешним любителям рабочизма и народной самоорганизации, что само по себе ничего не бывает, и для того, чтобы революция была социалистической, необходимо либо иметь сильную марксистскую партию, либо – при условии наличия социалистического ядра во внешнем мире и его помощи – хотя бы какую-то организованную силу более-менее верных взглядов. Без влияния Иволги ничего бы не было – стихийно организовавшееся инициативой одного человека (бывшего военного Ворона) городское ополчение, предназначенное для защиты добрых граждан от бандитов, как прозябало несколько лет в ничтожестве, будучи не в состоянии сделать почти ничего, так прозябало бы и дальше, а стихийные возмущения заводских рабочих заводовладельцы давили бы одним мизинцем – потому что у одних есть организованность, вооружённая сила и чёткое понимание своих интересов, а у других ничего этого нету.

А как, по мысли автора, следует вспахивать уже сложившуюся почву для недовольства? Для начала я отмечу специфическое для местных условий обстоятельство – власти в городе нет, зато имеется масса оружия, поэтому сразу можно делать вооружённую организацию, было бы желание: отсюда городская самооборона (ГСО), которая поначалу никого серьёзного не интересует (да и впоследствии не успевает заинтересовать по-настоящему – противник всё время отстаёт от событий и недооценивает «наших»). Это означает известную свободу действий. Иволга внедряется в ГСО и благодаря своему военному прошлому и умению работать с людьми сразу оказывается там равноправным с Вороном начальником, а также поступает работать на завод на мелкую должность. То есть она действует в обоих ключевых местах (перспективное вооружённое формирование и большой рабочий коллектив), причём первое немедленно оказывается под её не безраздельным, но командованием.

При таких стартовых условиях дальнейшая стратегия достаточно очевидна. ГСО нужно сплотить, и это делается посредством такого широкого спектра средств, как реорганизация, учения, мелкая и не очень мелкая бытовая взаимопомощь, общие собрания для решения важнейших вопросов деятельности организации (замечу, кстати, что прямая демократия только в таких микромасштабах и работает, особенно когда есть кому направлять членов организации на верную дорогу), наконец, переход от вечной обороны к нападениям на банды помельче, а затем и к их уничтожению. Если не ошибаться, то усиление и рост организации такими средствами будут обеспечены (ГСО зарабатывает авторитет в массах, получает приток новых членов, добывает имущество уничтоженных банд, растёт её боевой опыт). Но зато неизбежны и потери: по книге, далеко не все первые участники ГСО пережили хотя бы этот этап кампании (а уж последующий не пережил почти никто). Кстати, о проработке второстепенных персонажей – они здесь чаще всего не просто гибнут между делом, но ловятся на какой-то привлекательный именно для этого персонажа крючок.

Поскольку всё происходящее мы наблюдаем только с точки зрения Маус (в ГСО она воюет вместе с Иволгой, но на заводе работает на другом участке), то заводскую революционную деятельность Иволги мы видим только в отдельных фрагментах, вроде пресловутых листовок (которые, однако, в постапокалиптических условиях вновь оказываются полезны) и первой неудачной забастовки. С одной стороны, Вороне так, конечно, легче, потому что убедительно описать революционизирование заводского коллектива, пусть и имеющего связи с ГСО – задача непростая. С другой, фиксация на Маус решает важную художественную задачу и проводит мировоззренческую идею автора о всеобщем бессмертии в коллективе: «маленькая искорка сверкнула из вечной тьмы – и канет в темноту; а зачем ей вообще появляться, этой искорке?»; ну вот, деятельность Маус показывает, зачем, а в темноту она со своей гибелью в финале тоже не канет – Маус станет исторической фигурой местного масштаба, и потомки будут о ней помнить.

В конечном счёте заводская частная армия всё-таки заинтересовывается ГСО, но к тому времени последняя уже может действовать на опережение: ГСО совместно с рабочим коллективом поднимает восстание, уничтожает превосходящего противника (с большим трудом, разумеется) и берёт власть в городе и окрестностях в свои руки. И тут снова работает «чит аллода» – внешние силы капиталистов не приходят давить образовавшийся очаг социализма, потому что их как бы отрицают уже весьма мощная и хорошо вооружённая ленинградская коммуна и «восстания, происходящие в других местах», да и вообще, как раз во время этих событий происходит процесс образования общего социалистического государства, СТК. Это достаточно реалистично, но за кадр таким способом выводится вопрос, как бы всё это сработало в самом начале, в местах первых революций – ведь кузинцам, несмотря на всю тяжесть революционного процесса, явно было много проще, чем первым революционерам, которым ни на какую помощь извне надеяться не приходилось. И ответа на вопрос, а как всё-таки возможна революция в условиях полного военного, идеологического, имущественного, образовательного превосходства правящего класса, книга нам так и не даёт. Единственное, что можно безусловно взять на вооружение нам сегодняшним – это стратегию сплочения. Люди, помогайте друг другу, а не жрите ближнего своего подобно образцовым членам буржуазного общества – только вместе можно стать хоть какой-то силой… И, разумеется, важен сам упор на силу как на верховный козырь. Есть у вас разумно организованная сила – есть и шанс победить. Нет её – и можете хоть килотонну листовок раздать, результата никакого не добьётесь.

Внутренний враг и коммунистическая рефлексия. По ходу развития сюжета дважды затрагивается тема внутреннего врага в ГСО, что очень правильно: сперва девушка Пуля начинает работать на бандитов из чисто корыстных соображений, потом офицер Кавказ собирается устроить переворот. Но если к эпизоду с Пулей никаких вопросов нет, то вот довольно длинная линия Кавказа представляется неубедительной, причём это, пожалуй, главный недостаток «Перезагрузки».

В чём проблема с Кавказом? Для начала, как и в случае со школьными националистами из «Холодной Зоны», так и остаётся неизвестным, а каковы, собственно, мотивы его действий. Больше того, неизвестно даже, откуда он взялся – ну просто пришёл и записался, и ему, как опытному военному, сразу же дают роту; о его истории мы так ничего и не узнаём. Хочет ли Кавказ просто захватить власть и сделать ГСО ещё одной бандой или у него какие-то идейные устремления? Сначала всё вроде бы говорит за первую версию – при появлении в тексте он кратенько описывается как типичный Настоящий Армейский Мужик, далее (на базе вверенной ему под командование 4-й роты) он постепенно сколачивает вокруг себя группировку из таких же персонажей настоящемужицкого толка. Но потом он вдруг переключается в режим советского офицера-разоблачителя перестроечных времён: вместо чтобы просто делать переворот, он возводит на Ворона ложные обвинения и устраивает кампанию по его дискредитации, а когда затея начинает явственно трещать по швам (несмотря на парадоксальную пассивность Ворона, почему-то считающего ниже своего достоинства защищаться как следует), опять же не переходит к экстренным действиям, а ограничивается публичными выступлениями в духе либеральных адвокатов – и, естественно, бесславно проигрывает.

И мало того, что Кавказ сам довольно странен как персонаж (у нас же постапокалипсис кругом, а не буржуазная демократия и не развитой социализм), на его поведение ещё и странно реагируют другие. Вот посмотрим на события с точки зрения командования. У нас один из высших офицеров держится явно автономно, проводит собственную линию поведения и подтягивает под себя всех наиболее сомнительных бойцов ГСО – уже причина принимать срочные меры. Потом Маус случайно слышит, как Кавказ в своей компании ведёт явно заговорщические беседы, её подруга Чума говорит ей, что об этом, в общем-то, все знают, но всем или непонятно, что делать, или же просто пофиг. Что будет дальше, уже только из этого понятно и ёжику; но Иволга и Ворон заниматься этой проблемой почему-то не хотят – один рефлексирует на тему «я хотел людей от бандитов защищать, а тут какие-то ужасные внутренние интриги», другая говорит, что-де нельзя сейчас Кавказа выгонять, нас его фанаты не поймут, посмотрим, подождём… Чего таким манером можно дождаться, спрашивается? Как знающая коммунистка и опытная военная, Иволга должна была бы постоянно помнить о деле Тухачевского и действовать превентивно, едва только в стройных рядах ГСО нарисуется какой-то подозрительный бонапартик. Ещё позднее, уже после попытки переворота, выясняется, что из 4-й роты выдавливали всех несогласных с местной субкультурой, а женщин либо выгоняли, либо насиловали и оставляли в качестве секс-игрушек и для хозяйственных нужд, но про это во всеуслышание никто не говорил. Аргумента про молчание несогласных никакого нет, аргумент про молчание женщин – «нам бы всё равно никто не поверил» (это при том, что женщин в ГСО как бы не большинство, командует Иволга, недовольные экс-бойцы роты подтвердили бы, а репутация у Кавказа уже и так понятно какая). Так что на самом деле автору просто требуется, чтобы попытка захвата власти всё-таки произошла.

Но сама эта попытка, как я уже сказал, тоже какая-то смешная и соответствует скорее не суровым нравам постапокалипсиса, а нашим родным восьмидесятым годам. Группировка Кавказа арестовывает Ворона, обвиняет его в убийстве и прочих смертных грехах, охотно готова судить его всей ГСО и рассчитывает, что затея удастся, после чего все послушно выберут Кавказа новым командующим. Это при том, что Ворон в рядах ГСО популярен и до всей этой истории ни в чём неподобающем замечен не был, а на Кавказа-то большинство как раз посматривает косо. Тем не менее, массы какое-то время слушают разоблачительные речи нашего новоявленного перестройщика о борьбе с тиранией и никто не знает, что ему ответить – ну сущая коммунистическая оппозиция времён угара перестройки. Кавказ при всём при этом настолько уверен в своём плане, что никуда не спешит и растягивает всю бодягу чуть ли не на неделю, так что Иволга всё-таки успевает организовать противодействие и в рамках суда всем доказывает, что Кавказ сам же эти преступления и совершил. После этого он теряется и скисает, вся его рота тоже теряется и скисает, в итоге Кавказа с ближайшими сподвижниками арестовывают и расстреливают по приговору суда.

Как можно резюмировать историю с Кавказом? Да как обычно для трилогии – перестроечный дух далеко не всегда уместно впихивать в совершенно иные реалии, особенно в постапокалиптические. Никто бы там в таких условиях не разглагольствовал и не заигрывался в демократические интриги сверх разумной меры – вместо этого произошёл бы банальный вооружённый мятеж, и кто бы кого перебил, тот и оказался бы молодец.

Вообще, «Перезагрузка» точно так же не свободна от рефлексий не уверенного в себе и правильности коммунистического дела человека, как и другие части трилогии, разве что здесь это выражено слабее. Рассусоливания достоевского формата начинаются после расстрела Пули, хотя, казалось бы, какие проблемы – предательство из корыстных побуждений, повлёкшее самые тяжкие последствия, иначе караться и не может. Но все страдают, начиная с присутствовавших при исполнении караульных и исполнившего приговор Ворона. На дворе, ещё раз напоминаю, постапокалипсис, когда человеческая жизнь не стоит ни гроша – а уж тем более такая жизнь. При этом цитата: «Вроде бы смерть на каждом шагу вокруг, в смерти ничего особенного нет. И мы часто убиваем дружков [бандитов]. И всё равно вот такая казнь кажется грязным делом. Почему? Не знаю. Ведь это правильно». И история с Пулей дальше постоянно будет выплывать и выплывать, причём даже ещё и в «Рассвете».

Раздвоение вида «правильно, но неправильно» отражается даже в названии книги. Вот Иволга толкует бойцам ГСО про коммунизм и пресекает попытки местного склочника из старшего поколения покукарекать про очереди за колбасой: она говорит, что крах восторжествовавшего было в планетарных масштабах капитализма, мировая война и последующее выживание множат на ноль вечнозелёные претензии дурачков к ненавистному совку – до того они мелки и ничтожны в сравнении с происходящим адом, до того в сегодняшних условиях никого теми старыми шарманочными завываниями от коммунизма не отпугнуть, до того сегодня никто не помнит довоенных событий и не интересуется ими. Это, мол, перезагрузка всей системы, очищение сознания от укоренившихся там антисоветских глупостей. Ну да, так и есть, я согласен. Но что мы видим в тексте позже? Та же Иволга после столкновения с местной изуверской сектой язвит, что «потом про нас будут рассказывать, как мы убивали людей за то, что те молились богу»; с одной стороны, я бы и сам так язвил, а с другой, выходит, что Иволга в перезагрузку, устраняющую случайную ошибку системы, на самом деле не верит: хотя совершенно понятно, какие специфические ошибки в первый раз привели к возникновению ситуации, когда человеческое сознание охотно воспринимало подобные бредни, но Иволга считает, что ошибки эти повторятся опять.

Потом, после расстрела Кавказа с приспешниками, в рефлексии ударяется Ворон – «а может, он прав был, что за Пулю меня обвинял, а может, надо было их всех понять-простить-отпустить, а то нас потомки не поймут и зальют грязью, да и не в потомках дело, а вдруг мы просто экзистенциально неправы», а Иволга не то чтобы поддакивает, но грустно говорит, что выглядеть мы всегда будем плохо, что бы мы ни делали, не отмыться нам от наветов, осадочек останется всегда. И опять – ну о какой перезагрузке говорить при таком-то восприятии происходящего? Наоборот, видно, что Иволга (а вместе с ней и Завацкая) возводит в абсолют очень специфический и вызванный конкретными причинами ход позднесоветской истории и полностью уверена, что враги в борьбе за сознание людей всё равно сильнее. А потом, идя на задание, в виде внутреннего диалога с контрреволюционно настроенной Ярой рефлексирует Маус – и даже не находит, что ответить воображаемой оппонентке на вопрос «чем вы лучше, вы ведь продолжаете войну»; отвечает лишь, что мы ничем не лучше, просто жить хотим. Отличный ответ, чего уж там… И уже изгнав из сознания Яру, Маус добавляет, что только любовь к Ворону её на правильной стороне и держит (кстати, народ, кто постоянно спрашивает, зачем нужны вожди – вот за этим тоже). Наконец, победа предстаёт в традиционном, пошедшем как бы не с Толкиена облике «Что за унылая, однако, вещь!» и тоже сопровождается душевными переживаниями – «и зачем было трупы заводовладельцев на всеобщее обозрение подвешивать, мы дикари разве, и точно ли стоило детей их в ходе боя убивать». Это опять же при том, что на самом-то деле некому в таких условиях рефлексировать, всем будет очень нравиться запах напалма по утрам, та же Чума соврать не даст – и, что удивительно, сама Маус ещё успеет вживую сказать Яре примерно об этом же. Снова всё та же поразительная двойственность осмысления ситуации. И если к образу Маус вопросов нет – она по своему возрасту и характеру как-то так и должна была воспринимать происходящее – то Иволга и особенно Ворон (не причастный унынию довоенной левой тусовки, зато вдоволь навоевавшийся) изрядно в этом смысле удивляют.

Сюжет «Рассвета» будет построен на рефлексиях чуть ли не целиком, и там об этом ещё придётся много говорить, но выводы по теме уместно дать уже сейчас. Вся вот эта двойственность («ничего не перезагружающая и ничего не перезагрузившая перезагрузка») описывает не людей будущего, а сегодняшнюю психологическую уязвимость немалого числа обладателей коммунистических убеждений. Разумом они точно знают, что правы, а эмоциональный червь неуверенности, подсаженный когда-то в разрушенное сумасшедшей силы антикоммунистическим пропагандистским ударом сознание и подкармливаемый затем бесконечными поражениями, всё равно их точит: «ну вдруг всё-таки те не такие уж плохие, ну вдруг и у них своя правда имеется». Я, кстати, не то чтобы осуждаю – я вполне понимаю, как это работает, я ещё по себе старых времён это помню. И что у той же Вороны или кого-то ещё эта зараза выражена сильнее, чем у меня когда-то – причина не посмеяться, а помочь устранить. Такое отношение к ситуации – результат неверных эмоциональных настроек психики: «кто чего о нас подумает», «а вдруг за ними тоже правда есть», «а мы тут вроде счастье для всех ищем, но кого-то обижаем». (У противной стороны таких настроек, между прочим, нет, там по нашему поводу не рефлексируют никогда). Это надо либо отключать разумом, либо уж, если силы разума не хватает, перестраивать эмоционально: враг есть враг, о враге рефлексировать нечего, противники коммунизма – либо дураки, либо негодяи, а подобным ребятам нет места в мире будущего, которое будем строить мы, строить так, как мы этого пожелаем, строить без оглядки на страдания защитников сегодняшнего свинского мира, в котором плохо нам, плохо большинству населения, который ведёт лишь к тотальной катастрофе всего человечества. Коммунизм – вообще не для всех. Коммунизм – только для тех, кто уже принял, кто хочет и может принять коммунистическую идею. Не хочет – это не наши, а его проблемы. Нам на его проблемы наплевать, он может катиться с ними к дьяволу в ад. И плакаться там ему в жилетку.

Любопытно отметить, что вот рассказ «Светлое будущее», в котором речь идёт о путешественнике во времени, угодившем из Петербурга 2014 года куда-то на двести лет вперёд, можно истолковать именно как подтверждение высказанной мысли. Путешественник-то этот есть лишь образцовый эрефийский обыватель, упакованный менеджер среднего звена, до отвращения ограниченный – а потому в Светлом Будущем он не приживается и с облегчением возвращается оттуда к нашему уютному современному свинству. Нам что, следует агитировать таких за коммунизм, всеми силами работать на их адаптацию там, идти с ними на компромиссы, чтобы им было не очень плохо, сожалеть, что они при коммунизме страдают? Я вот уверен, что нет: их страдания – это сугубо их проблемы, ибо о наших страданиях от их свинского мира сегодня они что-то ни в малейшей мере не переживают.

Кое-что о второстепенных персонажах. Местный человек с гитарой – боец ГСО Апрель – смотрится слегка потусторонне и таинственно. Источники его музыкальных познаний нам не раскроют, за исключением банального «я выучил много песен и кое-что сам писал» (но ведь не так-то легко даже просто услышать эти песни в послевоенных условиях); в эпизодах он будет играть роль ненавязчивого просветителя и пропагандиста, через музыку внушающего товарищам бодрость духа и укрепляющего их в правоте предпринимаемого дела. Несмотря на активное участие в боях, он в итоге будет чуть ли не единственным оставшимся в живых персонажем из ГСО, если не считать командования (понятно, из числа тех, кому автор уделяла хоть какое-то внимание). И если поискать в псевдониме тайные смыслы, то Апрель будет выглядеть этаким вневременным призраком Цоя, который, поглядевши изображениями со стен на происходящее безобразие, не только последовал известным настенным призывам и снова стал жив, но и решил отныне играть безоговорочно на красной стороне.

Чума воплощает собой несколько непоследовательный радикализм ненависти («люди – сволочи!»), весьма и весьма узнаваемый и характерный. Сегодня она заявит, что хорошо бы взорвать к чёртовой матери всю эту чистую публику из Новограда, а назавтра, когда на повестке дня впервые замаячит вопрос о взятии власти, объявит, что в народе тоже одни сволочи, а сволочи из Новограда хоть выглядят прилично, а заодно предастся конспирологическим размышлениям относительно Иволги. На её верности ГСО и правильности фактического поведения это всё не скажется, но зато покажет, что серьёзно пострадавшим от общества людям очень непросто разорвать порочный круг приобретённого образа мысли, что это возможно, только если они всё-таки оказываются в правильном окружении.

Маус, наоборот, первоначально смотрит на Новоград без ненависти и классовым подходом проникается далеко не сразу. И это тоже нередкое явление – мало кто с ходу сообразит, за счёт чего чистая и богатая публика становится чистой и богатой, даже если та грабила пополанов прямо у них на глазах. Вообще, чем ещё «Перезагрузка» хороша, так это узнаваемыми идейными конфликтами и типажами; какой ни возьми, а их вокруг нас греби хоть экскаватором. Больше всего бросаются в глаза, конечно, разговоры Яры и Маус (интересно, это случайно так вышло или Ворона сочла нужным подчеркнуть именно этот идейный конфликт?), но на самом деле из нашей реальности взято чуть менее чем всё, вплоть до полупародийного старичка Редискина (вы сомневаетесь, что такой все войны и апокалипсисы ухитрится пережить, причём это его ровно ничему не научит? я вот нисколько).

Из персонажных неточностей, кроме очевидно странного для постапокалипсиса Кавказа, можно ещё придраться к совращению Леди сектантами. Я выше упоминал, что как только секта появляется на сцене, становится легко предсказать, что кого-то из ГСО она завлечёт, и причём это будет Леди как формально наиболее подходящая фигура – одинокая немолодая женщина, к тому же татарка, то есть по анкетным данным – больше всех склонна ко всякой религиозности. Фактически, однако, эти данные должны были бы опровергаться книжной реальностью – ведь она воюет наравне со всеми, сплачивается с коллективом, индоктринируется его идеями, а выбранный ею самой псевдоним намекает, что она себя ценит и смотрит на окружение даже несколько сверху вниз, поэтому за воображаемыми человеческими теплом и любовью в секту, скорее всего, не пойдёт. Но они не опровергаются, ибо сюжет всё-таки требует отдать кого-то на заклание.

Ну и добавлю ещё некоторые разрозненные замечания по отдельным моментам. В один из разговоров Яры и Маус Ворона сочла нужным вклеить отсылку к «Метро-2033» Глуховского (Яра рассказывает, что происходит в Москве, пересказывая сюжет этой книжки). Вот это лично мне вообще не понравилось, потому что и книжка-то плохая, а уж сам автор так и тем более; совершенно не нужно отдавать таким дань литературного уважения. Кто-то где-то употребляет слово «мирняк» – а это из мерзкого современного жаргона; такого рода словечки обычно долго не живут, вытесняясь новыми словечками. Кстати, в «Диктатуре пролетариата» тоже был внезапный «магаз», а в «Рассвете» этого добра будут просто россыпи, и я ещё об этом скажу. Ещё кто-то где-то рассуждает в мальтузианском духе – «еды на всех не хватает, людей кругом слишком много» – хороший способ показать, что эту тему можно не то что в постапокалипсисе, а даже и в палеолите проталкивать, кто-то поверит и там. А Иволга ближе к концу занимается с Маус ликбезом об относительно недавнем прошлом, но так и не упоминает, что Ленин и Сталин были положительными историческими фигурами: ранее по сюжету так и не поумневшее старшее поколение уже успевает сообщить главной героине обратное, так что было бы неплохо, чтобы автор для таких же, как Маус, читателей обозначила бы и эту прописную истину.

В общем-то, это всё, что у меня есть сказать по поводу «Перезагрузки». Осталось только проговорить вторую главную мысль книги (наряду с бессмертием в коллективе), как увидел её я. У нас сегодня никого нет, кроме нас самих. Ни бог, ни царь, ни герой, ни Красная Армия. Поэтому пусть каждый действует так, как может, даже если будет знать, что действия его вроде бы неумелы, уходят в песок и ни на миллиметр не приближают нас к цели. На самом деле – приближают. Здесь мы, однако, упираемся в проблему, что в сегодняшних условиях всяк сам себе умный и с другими умными договориться не может, что любая уступка более умного воспринимается менее умным как слабость и причина к дальнейшему навязыванию своей менее умной позиции – а потому все действия остаются разрозненными, что, конечно, радикально снижает их эффективность. Но и эту проблему можно постепенно преодолеть, если для начала хотя бы просто её осознать.

Ну а теперь перейдём к заключительной и самой спорной части трилогии…